5. Джессика

Из воспоминаний о дне похорон Джессику выдернул чей-то голос. Она отвела глаза от экрана телевизора и обнаружила перед собой покрытое прыщами и редкими волосиками лицо молодого бармена. Он смотрел на нее с выражением, напоминающим одновременно сочувствие и нетерпение.

– Простите, вы что-то сказали? – переспросила Джессика.

У парня в ушах были огромные черные тоннели. У девушки вдруг создалось впечатление, что она обращается именно к этим зияющим дырам.

– Я спросил, вы в порядке? – повторил бармен. – У вас такое лицо, как будто вы призрака увидели.

– Да просто никак поверить не могу, что это тут у вас такое творится, – Джессика махнула рукой в сторону телевизора. На экране вновь показывали блондинку. – Не такие новости хочется слушать, когда сам ночуешь в мотеле.

– Ставлю десять баксов на то, что она была шлюхой, – заметил парень. – Налить чего-нибудь?

Он был высок и так тощ, что совершенно не походил даже на человека, которому продадут алкоголь, не говоря уже о том, чтобы самому становиться за стойку. Это совершенно точно не сам Эйс Фриман, у которого когда-то работала Элеанора Лавелль, подумала Джессика. Когда исчезла Алисия, этого пацана, наверное, и на свете еще не было. Впрочем, лучше меньше, чем ничего, раз уж она сюда пришла.

– Скотч. И пиво.

– Какой скотч?

– Поприличнее.

– А пиво?

– Похолоднее.

Он пожал плечами – они так и подпрыгнули под футболкой с названием какой-то незнакомой ей группы – и плеснул в стакан виски на пару пальцев. Сняв крышку с пивной бутылки, он подвинул все к девушке. По темному стеклу катились крошечные капельки. Джессика схватила бутылку и одним глотком опустошила ее на добрую треть.

После этого она принялась осматриваться и случайно пересеклась взглядом с одним из посетителей. Он улыбнулся и приподнял бейсбольную кепку. Наверное, этот жест должен был выдавать хорошее воспитание, но все равно получился каким-то склизким. Видок у этого персонажа был такой, словно он носил свою кепку не снимая аж с последнего удачного матча в конце восьмидесятых. Ко всему прочему он, похоже, годился ей в отцы. Джессика состроила разочарованную мину и отвернулась.

– А Эйс Фриман тут все еще работает? – спросила она у бармена.

– Ага.

– Он сегодня на месте?

– Не-а, отдыхает. Передать ему что-нибудь?

– Не стоит.

Паренек слегка нахмурился, а затем кивнул на стоявшие перед Джессикой бутылки:

– Еще что-нибудь?

Она покачала головой и бросила на стойку пару купюр. Заметив, что сдачу он может оставить себе, она направилась к одному из пустых столиков у противоположной стены, все еще чувствуя на себе взгляд незнакомца в кепке.

На столе обнаружилось множество еще липких круглых следов от донышек других бутылок. Джессика плюхнулась на сиденье, открыла ноутбук и блокнот и вытащила из сумки ручку.

Перевернув страницу в блокноте, она крупными буквами написала имя Джейсона Прайса, трижды подчеркнула его и поставила большой вопросительный знак. Ей определенно хотелось знать, что лос-анджелесский коп забыл на похоронах ее отца на другом конце страны. При этом, разумеется, нельзя было забывать и о главной цели – деле Лавелль.

Она вытащила втиснутое между солонкой и перечницей меню и принялась изучать его в поисках пароля от сети. Нашла! Iheartacesbar, ну что за пошлость…

Она закатила глаза, но все же ввела пароль.

Чтобы понять, кто вырос из девочки на фото, не нужно было использовать никакие новомодные технологии. Джессике нужно было только понять, загрузили ли изображение на сайт намеренно или по ошибке. Всегда существует человеческий фактор, да и любители плохих шуток тоже находятся – например, тот, кто подписался как Джон Доу.

Этим именем раньше называли по тем или иным причинам оставшихся неизвестными лиц мужского пола – например, жертв разных преступлений. Если бы ссылка, которую этот человек прислал ей в письме, вела на любую другую анкету, Джессика бы подумала, что имеет дело с обыкновенным фанатом криминальной хроники. Такие люди иногда рассылали письма сразу нескольким заинтересованным лицам, надеясь подобным образом получить хоть немного информации по давним делам.

Неужели это простое совпадение? Откуда анонимному отправителю было знать, что к этому делу может быть причастна она сама? В совпадения Джессика не верила.

В Нью-Йорке у нее был талантливый знакомый, специалист по компьютерной безопасности, которого можно было попросить разобраться с письмом и вычислить отправителя по IP-адресу. Разумеется, это бы потребовало некоторого времени – и денег. Впрочем, если Джон Доу понял, как связаны Джессика и Алисия Лавелль, он, должно быть, действительно умен. Обычным глупцом, рассылающим случайные письма со своего обычного ноутбука, он точно не был. Ну да что с того? Она все же переслала письмо знакомому, попросив его раздобыть хоть какую-то информацию, и вернулась к поискам.

Открыв поисковую страницу Google, она заметила, что у нее дрожат руки. Глубоко вздохнув, Джессика набрала запрос «Алисия Лавелль», кликнула на кнопку поиска и перешла на вкладку с изображениями. Большая их часть относилась к другим новостям; на них изображались другие Алисии – преимущественно Киз и Сильверстоун.

Впрочем, первые десять картинок вполне подходили. Шесть из них оказались разными вариантами знакомого ей фото – разное качество, разное разрешение. Четыре – вариантами другого снимка.

Одежда, фон – другие. Девочка та же самая.

Алисия Лавелль. Джессика Шо.

Черт.

Она принялась искать новостные сводки, но не нашла никаких упоминаний ранее начала девяностых. В сети этих выпусков наверняка не было. Найденные фото Алисии Лавелль были либо размещены на сайтах с объявлениями о пропавших, либо прикреплены к «юбилейным» колонкам последних пятнадцати лет.

Элеаноре Лавелль, останься она в живых, сейчас было бы около пятидесяти лет. Умереть за последние двадцать пять лет она могла в любое время и по любой причине. Ее мог переехать автомобиль, скосить неизлечимая болезнь… Да что там, она вполне могла решиться на самоубийство, лишь бы наконец справиться с болью от потери дочери. Тут, понятное дело, могло быть замешано что угодно.

Судя по более поздним заметкам, ответственные за дело Лавелль полицейские просто не сразу обнаружили, что у них в департаменте все еще лежит нераскрытое дело. Но дела было два. Во-первых, той ночью пропала трехлетняя девочка. Во-вторых, была убита ее мать.

Первое фото, которое Джессика увидела в Сими-Вэлли, оказалось обрезанным куском более крупного снимка. Она нашла оригинал.

Маленькая Алисия, голубоглазая темноволосая девчушка, прижимала к себе куклу Барби. Барби была без головы – как и та кукла, которую Джессика таскала с собой чуть ли не до десяти лет. Сбоку же от девочки присела на корточки Элеанора Лавелль. Джессика уставилась на лицо женщины. У нее были ярко-рыжие волосы и голубые глаза, как и у матери Джессики, но это, конечно, были две разные женщины. Мать Джессики звали Памела Арнольд. Она погибла в автокатастрофе, когда Джессика была еще совсем малюткой. Однажды Тони рассказал ей о том случае. Все произошло пятничным вечером. У них закончились кофе, молоко и булочки, а Памеле к тому же ужасно хотелось бокальчик белого. Она взяла со столика ключи от машины и отправилась в магазин. Домой она так и не вернулась.

Заваленную камнями и стволами деревьев машину нашли у подножья холма, приблизительно в ста футах от крутого поворота. Автомобиль сжался в гармошку. Тони сказали, что у Памелы не было ни малейшего шанса; скорее всего, она умерла прямо на месте. Причины, по которым она свернула с дороги, так и не были установлены. Возможно, она налетела на дикое животное или на соседней полосе оказался подвыпивший водитель… Об этом можно было только догадываться.

На память о матери Джессике осталось одно-единственное фото. Она засунула руку в сумку, нашарила кошелек и вытащила из него снимок. Его сделали осенью – об этом можно было догадаться по множеству лежавших на земле красно-желтых листьев. На Памеле был изумрудно-зеленый вязаный берет и такой же шарф. На руках она держала ребенка примерно шести месяцев от роду. На обороте знакомым угловатым почерком Тони было написано: «Памела и Джессика. Октябрь 1989».

Джессика сравнила выцветшую карточку с фотографией на экране. Памелу и Элеанору действительно объединял похожий цвет волос и глаз, но в остальном они были совершенно друг на друга не похожи.

А вот насчет Элеаноры и Джессики этого утверждать было уже нельзя. Если бы они сидели в этом баре вдвоем, рядышком или друг напротив друга, разницу между ними можно было бы заметить только благодаря отдельным – хоть и ярким – отличиям.

У Элеаноры волосы были рыжие и ниспадали на плечи густыми волнами, у Джессики – короткие, до подбородка, выбеленные дешевым раствором перекиси.

Кожа у Элеаноры была бледная, с небольшим количеством светлых веснушек; Джессика после долгих месяцев на юге приобрела глубокий золотистый загар.

Глаза у них обеих были голубые, только у Элеаноры их оттенок напоминал полуденное небо над пустыней, а у Джессики – скорее сероватый цвет океана в непогожий день.

У Элеаноры не было пирсинга, татуировок или родимых пятен; от плеча до запястья по правой руке Джессики тянулся сложный рисунок, а в левой ноздре поблескивал маленький камешек.

Сходства в их лицах тоже явно просматривались: длинный прямой нос, небольшой, словно цветочный бутон, рот, острая линия подбородка.

Джессика глотком осушила стакан скотча и зажмурилась, чувствуя, как ей обжигает рот и гортань. Не открывая глаз, потерла себе виски; их омывала легкая боль.

Кто-то скользнул за ее столик. Заскрипела, натягиваясь, старая кожа противоположного диванчика. Глухо стукнули о деревянную поверхность еще два стакана. Джессика глубоко вздохнула и открыла глаза, будучи уверена, что перед ней окажется неприятный тип в бейсбольной кепке.

Она ошиблась. Перед ней сидел совершенно и безоговорочно потрясающе выглядящий мужчина. Вид у него был такой, будто он только что вышел со съемок голливудского кино и случайно оказался в баре Эйса вместо дорогого ресторана.

Мужчина кончиком пальца пододвинул к ней один из стаканов – судя по всему, наполненный виски, – и неровно усмехнулся. После таких улыбок, подумала Джессика, он, наверное, частенько оказывался в чьей-нибудь постели или посреди драки.

Ему было около сорока. Зеленые глаза, темные волосы, завивающиеся у шеи; простая черно-красная рубашка; через грудь шел ремень дорогой кожаной сумки. Их колени соприкасались – видимо, у него были длинные ноги.

– Вы частный детектив, – сказал мужчина так, что прозвучало как утверждение.

– Слухи тут быстро разлетаются, – заметила Джессика.

– Я узнал об этом от Хоппера. Тоже проживаю в мотеле.

Джессика изогнула бровь:

– Правда? А я-то думала, за двадцать пять баксов в сутки можно ожидать чуть большей конфиденциальности.

Мужчина отпил виски и глянул на нее поверх стакана.

– Не сердитесь на Хоппера, – попросил он. – Он хороший малый, знал, что я хочу узнать, кто спрашивает про дело Лавелль. Знаете, меня тоже интересует эта тема. Все-таки скоро годовщина.

– А вы кто будете?

– Джек Холлидей.

– Журналист.

Эта фраза также прозвучала как утверждение.

– Как вы догадались? – удивленно взглянул на нее Холлидей.

– Я же детектив. Догадываться – моя работа.

Одна из статей, которую она успела прочесть, принадлежала перу Холлидея, но ему об этом знать было вовсе не обязательно.

– Вы же из Нью-Йорка, правильно? – спросил он.

– Дайте-ка догадаюсь, это вы тоже от Хоппера узнали?

– Пойман с поличным. Только вот если вы из Нью-Йорка, то почему занимаетесь делом Лавелль? Тут своих детективов достаточно.

Джессика глотнула виски. Она предпочла промолчать.

– Вам разрешено здесь работать? – давил Холлидей. – Что говорит закон?

Джессика опустила стакан и холодно взглянула на журналиста:

– Хотите проверить мои документы? У меня есть лицензия на работу в штате Нью-Йорк. Если дело приводит меня в другой штат, я вправе продолжить расследование на нужном месте. Но должна заметить, что это не ваше дело.

Вообще-то она не имела никакого права работать над делом ни в Калифорнии, ни в других штатах, которые она посещала до этого, но в Нью-Йорке ей делать было абсолютно нечего. Пока она предоставляла своим клиентам то, чего они хотели, они даже не думали заикаться о бумагах и законах.

– Могу ли я в таком случае предположить, – продолжил Холлидей, – что ваш загадочный клиент в настоящий момент находится в Нью-Йорке?

– Что хотите, то и предполагайте.

– Вы только что сказали, что работаете в любом штате, если первоначальный заказ поступает из Нью-Йорка.

– Я выразилась в общих чертах. Это не обязательно относится к текущему делу. Да, насчет этого есть законы; нет, я не всегда им подчиняюсь. Почему вы вообще ко мне прицепились?

– Просто уже давно слежу за этим делом, – ответил Холлидей, – если смогу в нем разобраться, думаю, мне грозит Пулитцер. Может быть, повезет и даже получится опубликовать книжку.

Мужчина шутливо улыбнулся, но Джессика поняла, что он не шутит.

– Желаю вам удачи, – сказала она, – но, если позволите, у меня своей работы достаточно.

Он кивнул в сторону ноутбука:

– В сети информации почти нет. Поверьте мне, я проверял. Есть кое-какие заметки, половина из которых написана мной самим, да парочка теорий на всяких форумах. Больше вы ничего не найдете.

Он наклонился вперед, и Джессика почувствовала, как хорошо от него пахнет: мыло, пряный лосьон и виски.

– Вы говорили с копами?

– Еще нет.

– За расследование отвечал некий Билл Джеерсен. Несколько лет назад он ушел на пенсию. Остальные вас и на милю не подпустят к бумагам. Технически, кстати, дело все еще открыто, пусть им и не занимались, а вы не здешняя.

– Но я ведь могу их попросить.

– Откажут.

– Что насчет взятки? Или воровства.

Холлидей снова улыбнулся:

– Не нужно жертв. У меня есть знакомый в архиве.

Он похлопал по сумке.

– А еще я захватил копии всех документов.

– И вы мне это рассказываете, чтобы?..

– Подумал, вдруг вы захотите скооперироваться. Сможете опереться на мое плечо, а я на ваше.

– Не думаю, что степень нашего знакомства предполагает такой тесный физический контакт.

Холлидей рассмеялся:

– Я просто хотел сказать, что готов поделиться найденным. Если, конечно, вы сами поделитесь.

– Я только что приехала и еще ничего не нашла. По крайней мере, пока.

– Не скрытничайте. Мать Элеаноры Лавелль была пьянчужкой и окончательно перебрала, когда та была еще девочкой. Большую часть детства Элеанора провела в приюте. Сведений об остальных членах семьи нет.

– И?

– Ну и кто вам тогда платит за работу? Назовите мне имя того, кто вас сюда послал, и тогда я покажу вам бумаги.

Джессика покачала головой:

– Нет.

Журналист кивнул, как будто она ответила ровно так, как он и ожидал.

– Обдумайте это. Я остановился в шестом номере. Теперь вы знаете, где меня найти, если передумаете.

Он допил виски и исчез. Джессика осталась сидеть перед ноутбуком, не отводя взгляда от фото Элеаноры и Алисии Лавелль. От своего собственного лица.

Загрузка...